Озаботились специальной одеждой. Тут сильно помог мой опыт, вернее, манекены на стенде Intel с выставки 2010 года. Специальной «малопылящей» ткани, как оказалось, в СССР не существовало. Обходились стандартными белыми халатами в сочетании с обычной одеждой и обувью. После серии экспериментов остановились на обычном капроне. Естественно, не том, что шел на женские чулки, а вполне классической ткани, чем-то напоминающей тонкую плащевку. И тут не обошлось без доработки, срочно заказали на фабрику материал с вплетением тоненькой медной проволочки через каждые полсантиметра, причем все с выводом на бахилы, постоянно соприкасавшиеся с качественно заземленным фальшполом.
Пошитые костюмы с плотными капюшонами смотрелись фантастически. В сочетании с высокими бахилами на завязках, пристегнутыми к манжетам перчатками, респиратором, и стеклом полумаски они здорово напоминали скафандры. Но это не все, под них в обязательном порядке требовалось надевать специальное толстое белье из материала, напоминающего вискозу, но при этом не скатывающегося. Да еще все это менять при каждом входе в гермозону.
Такие меры потащили за собой длинный хвост сервисных зон, отделов и служб. К примеру, пришлось построить нехилую минипрачечную со своей «чистой зоной» для выгрузки одежды. Для переноски последней – разработать и изготовить специальные герметичные коробки. Но это еще не все, для стирки понадобилась специально подготовленная вода и особые чистящие смеси! Значит ставить мощные центробежные фильтры высокой производительности и систему ультрафиолетового обеззараживания.
На это накладывались подробные регламенты, обучение персонала, и контроль за соблюдением. Больше всего происходящее напоминало ракету, в которой полезная нагрузка составляет единицы процентов от общей массы. Вот только отработанные ступени тут отбрасывать было нельзя.
Отдельно шел перечень запретов для сотрудников рабочих зон, включающий в себя даже резкие движения. А также строжайшие наказания за нарушение всего вышеперечисленного. Очень жалел, что нет возможности развернуть нормальную систему видеонаблюдения. После того, как я буквально поймал за руку девушку с носовым платком, выставили на входе натуральный таможенный досмотр и фейс-контроль. К примеру, следы туши на ресницах влекли немедленный запрет на работу и депремирование. Заодно пришлось поставить умывальники и прикрутить к стенам индивидуальные сейфовые ячейки под ювелирку, часы, документы и деньги.
Через месяц у меня было стойкое ощущение, что многие работники (и особенно работницы) занимались натуральным саботажем, умышленно снимали маски, скрывали состояние здоровья. Последнее оказалось далеко не маленькой проблемой. Круглосуточная трехсменная работа позволила быстро накапливать статистику. Выяснилось, что банальный насморк очень плачевно сказывается на выходе исправных микросхем. Более того, даже женские циклы прямо и недвусмысленно влияли на качество пластин, хотя эту тему мы все же предпочли не поднимать.
Излишнего говорить, что эти методы не прибавили мне популярности на производстве. Сотрудники увольнялись десятками и сотнями. Это при удвоенных зарплатах и приоритетном продуктовом снабжения. Голоса за спиной стали настолько громки, что начал подумывать об охране, особенно после тотального запрета усов и бород. Спас положение Маслов, директор НИИ. Он вовремя догадался провести для сотрудников специальный цикл лекций, с привлечением технологов и медиков. Это немного сняло напряжение, вернее отдалило грань, за которой начинается мордобой.
Недостаток рабочих рук продолжал оставаться узким местом проекта. В конце января работающим в чистой зоне сократили продолжительность рабочего дня до шести часов с переходом на четырехсменный режим работы, и еще больше увеличили зарплаты.
Несмотря на поистине драконовские меры, выход годных процессоров хоть и увеличился раз в пять, но все равно шел на проценты. Когда с одной 25-миллиметровой пластинки в дело идет три-четыре годные интегральные схемы, остальные две сотни ссыпают в мусор – становится обидно. Но ученые и так на пределе, каждый цилиндр кремния воспринимают как новый бой, с бессонными ночами и испорченным химией здоровьем.
Кстати, справиться с микросхемой часов целиком в «Пульсаре» все же не смогли. Под дамокловым мечом съезда партии, они самочинно, никого не спрашивая, разделили исходный чип на два логических, выделив усилитель кварцевого генератора и делитель частоты «на 512» в отдельную интегральную схему. С парой чипов итоговый выход годных комплектов был существенно больше. Вероятно, это было чрезвычайно правильное решение, которым они спасли как свою, так и мою задницы.
Пульсаровцы вообще молодцы, ведь почти все приходится делать вручную. Топология схем разводится на обычной миллиметровке. Потом проверяется парой независимых СНСов в поисках ошибок. Потом еще раз… и еще… и еще. Затем дорожки в сильно увеличенном масштабе вырезаются на огромных кусках рубелита. Это специальный стабильный лавсан, покрытый красной пленкой, которую надо удалить в «ненужных» местах. Прямо как на скульптурах Микеланджело. И опять все проверять, не содрался ли где лишний кусочек пластика.
Для этого пришлось изобрести специальный «координатограф», который направлял процесс ручного вырезания. Измерение координат, перенос, настройка, все вручную. Плоттеров тут нет, хотя после моих рисунков Маслов серьезно задумался. Конечно, без образца из Тойоты ничего бы не вышло. Но вот был ли значимым именно технологический вклад артефакта? Есть у меня в этом большие сомнения.